Я передала ему виски, и мы чокнулись стаканами.
— За «Краун».
— За сволочную жизнь, — сказал Трентон, и его улыбка погасла.
— За выживание, — провозгласила я, поднесла стакан к губам и запрокинула голову.
Трентон сделал то же самое.
Я взяла у него пустой стакан и налила новую порцию.
— Мы хотим напиться так, чтобы языком еле ворочать или чтобы молиться на унитаз?
— Как пойдет.
Я передала ему стакан, взяла бутылку и повела Трентона к дивану. Затем подняла свой стакан:
— За вторую работу!
— За то, чтобы проводить больше времени с классными людьми.
— За братьев, которые делают твою жизнь невыносимой.
— За это я тоже выпью, — сказал Трентон и опустошил стакан. — Я обожаю своих братьев. Что угодно для них сделаю, но иногда мне кажется, будто я единственный, кому есть дело до отца, понимаешь?
— А мне иногда кажется, будто я единственная, кому нет дела до моего.
Трентон перевел взгляд с пустого стакана на меня.
— Он старой закалки, — пояснила я. — Не спорить. Не высказывать своего мнения. Не плакать, когда он лупит маму.
Трентон напрягся.
— Сейчас он этого уже не делает. Но раньше бывало. Цеплялся к нам, детям, понимаешь? Чтобы она осталась. Чтобы по-прежнему любила его.
— Черт побери, это ужасно.
— Твои родители любили друг друга? — спросила я.
— Безумно. — На губах Трентона появилась легкая улыбка.
— Здорово, — тоже с улыбкой ответила я.
— Ну а что… теперь?
— Все ведут себя так, будто ничего не было. Он сейчас стал получше, так что тот, кто не хочет забывать, как долго она по утрам собиралась, потому что приходилось маскировать синяки, — тот считается плохим. Короче говоря, плохая — это я.
— Не надо так думать. Если бы кто-нибудь обидел мою маму… пусть даже отец… я бы никогда его не простил. Он хотя бы извинялся?
— Ни разу. А следовало бы. Перед ней. Перед нами. Всеми нами.
На этот раз Трентон сам протянул мне пустой стакан. Я налила ему, и мы вновь произнесли тосты.
— За верность, — сказал он.
— За побег, — сказала я.
— За это я выпью, — согласился Трентон, и мы одновременно выпили.
Я подтянула колени к груди, опустила на них голову и посмотрела на Трентона.
Тень от красной бейсболки падала ему на глаза. Они с братьями были похожи как две капли воды, а четверо младших могли запросто сойти за близнецов.
Трентон притянул меня к себе за футболку и крепко обнял. Я заметила на внутренней стороне его левой руки надпись «Диана», а чуть пониже, более мелким и наклонным шрифтом — «Макензи».
— Это…
— Да. — Трентон развернул руку, чтобы взглянуть.
Мгновение мы сидели в тишине, потом он заговорил:
— Все эти слухи — брехня, ты же знаешь.
Я выпрямилась и замахала руками:
— Я знаю, знаю.
— Просто я не смог вернуться, ведь все смотрели на меня так, будто я убил ее.
Я покачала головой:
— Никто так не думает.
— Родители Макензи думают.
— Трент, им нужно найти крайнего. Козла отпущения.
Телефон Трентона зажужжал. Он поднял его, глянул на экран и улыбнулся.
— Намечается жаркое свидание?
— Это Шепли. Сегодня у Трэвиса бой. В «Джефферсоне».
— Хорошо, — сказала я. — Когда ночью назначается бой, в «Ред дор» бывает пусто.
— Правда?
— Тебе это неизвестно, потому что ты ходишь на все бои.
— Не на все. Сегодня я не иду.
Мои брови взметнулись от изумления.
— Я найду занятие получше, чем смотреть, как Трэвис в очередной раз кому-нибудь всыплет. К тому же мне известны все его приемчики.
— Да уж. Уверена: всему, что он знает, научил его ты.
— Только трети. Мелкий проныра. Пока мы с братьями росли, то колотили его так часто, что он запомнил все приемы, лишь бы увернуться от кулаков. Теперь он может побить всех нас, вместе взятых. Неудивительно, что никто ему не соперник.
— Я видела, как вы с Трэвисом дрались. Ты победил.
— Когда?
— Около года назад. После того… когда он сказал, чтобы ты бросал пить, пока не довел себя до могилы. Ты задал ему жару.
— Ага, — сказал Трентон, потирая шею. — И я этим не горжусь. Отец до сих пор меня попрекает, хотя Трэвис простил меня в ту же секунду, как мы закончили драться. Обожаю этого мелкого мерзавца.
— Уверен, что не хочешь пойти в «Джефферсон»?
Он покачал головой и улыбнулся:
— У меня все еще с собой диск «Космические яйца».
Я засмеялась:
— Ты помешан на «Космических яйцах»?
— Не знаю. — Он пожал плечами. — Подростками мы часто смотрели этот фильм. Все вместе, как братья. Мне от этого хорошо на душе, понимаешь?
— Ты возишь его с собой в машине?
— Нет, он у меня дома. Может, как-нибудь придешь в гости и посмотришь его со мной?
— Не нравится мне эта затея. — Я выпрямила спину, стараясь увеличить расстояние между нами.
— Почему? — обворожительно улыбаясь, спросил он. — Боишься остаться со мной наедине?
— Мы и сейчас наедине. За это я не переживаю.
— Поэтому ты только что отпрянула? — Трентон подался вперед, приблизив лицо к моему. — Не боишься находиться так близко от меня?
Взгляд теплых карих глаз остановился на моих губах. В тишине раздавалось только дыхание Трентона. А потом вдруг отворилась входная дверь.
— Я же предупреждала: не упоминать «Даллас ковбойз». Папочка ненавидит «Даллас ковбойз».
— Они футбольная команда Америки. Не очень-то патриотично их ненавидеть.
Рейган крутанулась на каблуках, и Коуди отпрянул.